Художник Виктор Пермяков: «Русский север — песня для души…»

Четкость линий, лаконичность цвета, суровый контраст и аскетичность образов… В работах Виктора Пермякова кроется что-то глубокое, непостижимое и вместе с тем, родное. Они содержат внутреннюю силу, что пробирает до мурашек, до душевного трепета. Здесь великое сочетается с малым, сложное с простым, широта пространства с тонкой детализацией… И где-то подтекстом ощущаются черты характера самого автора — бунтарский дух, немногословность и любовь к русской земле. О творчестве, «Газаневщине» как политическом инакомыслии, о любви к зиме и молодежном граффити побеседовал с Виктором Афанасьевич корреспондент ИА «News».

— Как вы начали рисовать?

— Мое детство прошло в Свердловске. Учиться в школе мне было не очень интересно. Но я с удовольствием рисовал стенгазеты и писал плакатным пером. Однажды к Новому году в школе выпускалась большая стенгазета, которую делали художники из разных классов. Увидев, как я рисую, ко мне подошел один из них и спросил, не хочу ли я заниматься в студии у Александра Васильевича. Александр Васильевич Рассошанский был в то время известным на Урале художником-педагогом.

«Ну и что же тебе хочется нарисовать , — спросил меня Александр Васильевич, показав на множество предметов в студии. «Вот этого дядьку», — сказал я, показав на бюст Аполлона Бельведерского. Александр Васильевич улыбнулся, видно ему пришелся по душе мой кураж, но все же посоветовал начать с более простых вещей, поставив передо мной чайник и кружку. Так начался мой путь в искусстве.

— А почему стали именно пейзажистом?

— Меня с детства привлекала природа. У нас на Урале были потрясающие места: леса, озера. Я часто ездил на дачу и с любопытством наблюдал, как эти пейзажи изображают художники. Но самое большое впечатление произвела на меня выставка американского художника Рокуэл Кента. На ней я побывал еще школьником. Тогда стояли лютые морозы, и занятия в школах отменили, а в нашу галерею привезли эту выставку. Его картины действительно потрясли. В них было столько созвучия с уральской снежной и суровой зимой, столько мощи и простора, что мне захотелось тоже создавать нечто подобное. И тогда я утвердился в своей мысли, что буду художником.

— А как родители отнеслись к такому решению? В семье не было художественных корней?

— Родители меня поддержали. А папа советовался со знающими людьми и когда принял решение, стал всячески помогать мне. Художников в роду не было. Но я часто вспоминаю папино увлечение. Он очень любил шить разные подушки и одеяла из различных лоскутов. И так это красиво у него получалось, он мог подобрать нужное сочетание цветов. Однажды я попросил его что-нибудь нарисовать. Он нарисовал двух мужиков, пилящих бревно, при этом детально прорисовал каждый зубец пилы. Думаю, что при определенных обстоятельствах из него тоже бы мог получится художник. Значит, скрытый потенциал в родственниках все-таки был.

— Как так получилось, что за дипломную работу по сказкам Андерсена в академии вы получили оценку «удовлетворительно»? Что это было, чрезмерная строгость преподавателей или ваше мировоззренческое инакомыслие?

— Инакомыслие было, только не мировоззренческое, а скорее политическое. В начале 70-х в Ленинграде было много художников, которые не вписывались в стандарты господствующего соцреализма. Молодежь искала свой творческий путь, свое лицо. После скандальной «бульдозерной» выставки в Москве, власть в Ленинграде поступила более мудро, разрешив художникам выставиться в ДК им. И.И.Газа (декабрь 1974 года). Мой приятель студент третьего курса Николай Сажин пригласил меня выставить свои работы. Всего пятеро студентов Академии приняли участие в ставшей сенсационной выставке. Люди занимали очередь рано утром, чтобы к вечеру всего лишь на 15 минут попасть в выставочный зал. Вторая такая же выставка состоялась на следующий год в ДК «Невский» и по имени этих двух площадок это движение получило название «Газаневщина». Всех участников обвинили в буржуазной направленности. И когда до профессуры академии дошло, что среди них были и наши работы, нам пригрозили исключением. От нас потребовали написать покаянное письмо, в котором мы бы сказали, что оказались там случайно. Мы с Николаем отказались писать эти письма. Для меня вылететь из академии перед самой дипломной работой было, конечно, неприятно. Я тогда вел себя довольно дерзко, отстаивая свое право иметь свою творческую индивидуальность как Сальвадор Дали и Павел Филонов. Потом я ни разу об этом не пожалел. В Академии нас все же оставили.

— Вас оставили, но оценку снизили?

— Был еще один момент, когда мне на дипломную работу утвердили тему гражданской войны. Я должен был рисовать пулеметы, тачанки, кровопролитие… Если честно, мне это было неинтересно, и я сделал серию литографий по сказкам Андерсена. Московской экзаменационной комиссии работа понравилась, и она оценила ее на отлично. Но наша ленинградская комиссия настояла на «тройке». Иначе с бунтарями было, наверное, нельзя… В итоге я получил «удовлетворительно». Но через четыре года я с этой работой участвовал в Международной выставке книжной графики, и она была опубликована в каталоге. Тогда я пришел с этим каталогом к декану и показал, за что они поставили мне «тройку».

— Вы говорили о художествественных стилях. А как вы относитесь к молодежной культуре? Например, можно ли отнести к искусству граффити?

— В том виде, в каком мы зачастую видим его на стенах домов, конечно нет. По-моему, это не искусство, а хулиганство какое-то, а точнее эпатаж. Способ привлечь к себе внимание. Точно так поступают подростки во всем мире, живущие в трущобах. Причем, удивительно, где они на это берут деньги? Сегодня баллончик с краской — дорогое удовольствие. И потом почему именно стены? Можно ведь использовать другой формат — картон, бумагу, ткань, например. Разумеется, для больших форматов нужна площадка, нужно проводить конкурсы. Соревновательность может заинтересовать ребят.

— На ваших работах — пейзажи Петербурга, монастыри, русские деревни… Как рождаются сюжеты ваших, картин и что вы больше всего любите рисовать?

— Цикл Ленинградских пейзажей, создавался в течение нескольких лет на творческих дачах. Я тогда работал в офорте — гравюра на металле. Эти работы нынче находятся в Государственном Русском музее, в Министерстве культуры России. В январе 2005 года, в Крещенские морозы состоялась моя поездка в Антониев-Сийский монастырь, в Архангельскую область. Я хотел увидеть родину поэта Николая Рубцова и Холмогоры, где родился Ломоносов. Настоятель монастыря организовал нам поездку на маленьком автобусе. Было очень холодно, даже камера не снимала. Помню, спасаясь от ветра, мы устроились в каком-то овраге и делали наброски. Продержались всего пятьдесят минут. Но именно эти наброски дали начало серии пейзажей. Вообще русский Север, это как песня для души. Там такие просторы, такая ширь!

— А какие впечатления о Великом Устюге? Вы бывали в резиденции Деда Мороза?

— Летом 2008 года я был участником Всероссийского пленэра в Великом Устюге. Резиденция Деда Мороза особо не впечатлила. Больше понравилась живая природа, деревенские пейзажи, леса, пещеры. Это незабываемые места. Кстати, многие историю Деда Мороза сравнивают с православным святым Николаем Чудотворцем. На Севере и в Архангельской области его почитают как хранителя поморов и хлеборобов. Только зовут его немного по-другому — Никола Можайский. Там в каждом доме обязательно есть его икона. И одну из своих картин я посвятил ему. Мне захотелось поставить его икону в киоте прямо в снег. Огромная икона возвышается над избами, лесами и полями, как символ защиты Русской земли. Вот такой необычный образ получился.

— Почему все-таки у вас больше зимних  пейзажей?

— Зима, на мой взгляд, более выразительна в своей простоте. Меня привлекает обнаженная четкость форм. Темные силуэты — белый снег. Зимний пейзаж так впечатляет меня, что сами собой рождаются стихи. 

— Над чем вы работаете сейчас и каковы ваши планы на будущее?

— Это будет цикл литографий (гравюра на камне) под рабочим названием «Пространство времени» — это о войнах. В противовес этой теме хочу сделать серию о праздниках: Святках, Масленице, Пасхе.

— Что бы вы пожелали в наступившем новом году нашим читателям?

— Долго не праздновать, а отдохнуть душой. Поехать в лес, встретиться с природой. Снег навевает мысли о вечности. Поэтому подумайте о своих планах на будущий год, ну и конечно, начинайте их воплощать! С Новым годом!

Беседовала Марина Смышляева